ВОСПОМИНАНИЯ ДУБНЕНСКИХ СТАРОЖИЛ



Военные годы в истории будущей Дубны вобрали в себя огромное количество событий и множество людских судеб. Тяжелейший 1941 год с эвакуацией оборудования и персонала завода №30, а также Иваньковской ГЭС. В конце ноября немцы находились от посёлка Иваньково на расстоянии одного броска. Тогда Иваньковскую плотину пришлось заминировать, а части, обескровленные в предшествующих боях, заняли в посёлке круговую оборону, приготовившись стоять насмерть.

Мы публикуем истории жителей рабочего поселка Иваньково, включавшего в себя (в те годы) район новостройки при заводе № 30 – поселок Большая Волга, деревни Подберезье, Крева и Пекуново.

Как всегда, в 7:00 заводской гудок разбудил спящий рабочий поселок. Было солнечное теплое утро 22 июня 1941 года. Ничего не подозревающие люди стекались к заводской проходной, которая в то время располагалась ближе к пожарке. При подходе стали замечать столпившихся людей, которых не пропускали через проходную завода. В недоумении останавливались, задавая один и тот же вопрос: «Почему не пропускают?» – «Говорят, что война началась», – пошел по толпе слушок. Первыми о нападении Германии узнали телефонистки рано утром на станции, но говорить об этом было запрещено. Однако молва пошла… Когда уже весь народ подошел к заводской проходной на работу, ровно в 8:00 вышли парторг, директор завода Яков Кузьмич Руденко и еще несколько человек из руководства предприятием. Начался митинг. Парторг объявил о вероломном нападении на СССР фашистской Германии. Потом стал говорить Руденко. Он призывал к сознательности, бдительности, к тому, что придется работать в режиме военного времени. «На войне нет расписания», – говорил он. В речи директора прозвучало предупреждение: в случае отступления, уходя из поселка, уезжая к родне, никому ничего не рассказывать про оборонный завод № 30. Слухи не распространять! Через час оглушенные, подав­ленные, с застрявшим страхом в глазах и душах, пошли в цеха, к своим рабочим местам. Стали клепать, точить, резать… Но работа не шла. Сотни молодых ребят, мужчин повесили головы: мысль о том, что началась война, и о неизбежности того, что надо идти на фронт, стучала в висках.

На следующий день объявили об увеличении рабочего дня до 12 часов. Работали с 8:00 до 20:00. В 12:00 – обед. В 18:00 – перерыв на ужин на 20 минут. Питаться старались на фабрике-кухне. Во-первых, домой идти далеко, а во-вторых, дома у большинства есть было нечего. На фабрике же давали хоть какую-то кашу. Стоило всё копейки, да купить было нечего…

К осени 1941 года, по мере приближения театра боевых действий к нашей местности, было принято решение организовать светомаскировку. Приходили уже в 7:00, уходили с работы в 20:00, час – на обед. Электричкам прибавилось работы. Старые абажуры меняли на новые, сверху они были черные, и свет у них был ограниченно направленный – с четкой фокусировкой. Сократили места освещения. Привезли огромные сети, наподобие рыболовных. На каждом уголке привязали тряпки, ветошь – зеленые, коричневые. На крышах зданий сделали металлические каркасы, водрузили на главном корпусе железобетонные плиты и натянули эти сети. Сверху «картинка» воспринималась как ленный луг. Окна завесили, а в основном здании запылили краской. Изнутри крест-накрест на стекла наклеили белые полоски бумаги, чтобы при бомбежке не вылетали стекла. В поселке, в жилых домах заводчан сделали то же самое: поступило соответствующее распоряжение. Стены зданий, особенно главного корпуса, раскрасили под камуфляж. Еще летом главный корпус завода со стороны моря (где высокая зона) художники разрисовали так, что получилась огромная картина: домики, сосны, песок. Типичный сельский антураж – на берегу под сосенками стоят два маленьких домика, глушь и тишина. Любопытно, что, по воспоминаниям очевидцев, доверили эту работу не местным малярам, а художникам из Москвы.

Ближе к сентябрю многие руководители среднего звена, квалифицированные работники и вовсе перестали ходить домой. Ночью в каждой группе в цехе кто-нибудь оставался ночевать. Спали на столах, дощатых настилах, а в цехе № 22 на матах, на которых днем лежа клепали снизу крылья самолетов.

Когда стало ясно, что немцы готовят наступление на Москву и разворачиваются бои за Калинин, чтобы с севера ударить по столице, было принято решение эвакуировать завод, проработавший со времени своего пуска всего два года (с 10 июля 1939 года). Поселок Иваньково становится прифронтовой полосой. Срочно начинается демонтаж оборудования в сверхсрочном режиме. Дисциплина была железная. Приказы начальства не обсуждались. Г. И. Иванова рассказывает, что отца совсем дома не видели. Н. И. Бушин занимался погрузкой оборудования на баржи. Эвакуация началась 10 октября. Семьи сотрудников предприятия были отправлены на пароходе раньше. Эвакуацией завода занимался новый директор Иван Николаевич Смирнов, который в дальнейшем и вернулся с ним назад, весной 1942 года.

Груженный заводским оборудованием караван шел по Волге и под Горьким попал под авиабомбежку. Одна баржа была затоплена. Охрана, находившаяся на барже, стала тонуть. Очевидцы вспоминают, какой они испытали ужас: кромешная темнота, ледяная вода, крики и стоны людей. Некоторым удалось спас­тись…

Получили приказ в декабре вернуться назад. Но вернулись не все, и не всё оборудование. Часть людей и материально-технической базы осталась под Москвой в Филях и Тушине на авиационных заводах.

…Фронт приближался, бои шли уже в 4 км от Конакова. Была слышна канонада, иногда на горизонте полыхали зарева. По воспоминаниям очевидцев, передовые разведкоманды немцев на мотоциклах доезжали до нынешней деревни Домкино, располагающейся за каналом имени Москвы. Они ездили по центральной деревенской улице и палили из автоматов по окнам крестьянских изб. Вот тогда на оставшихся жителей поселка напал настоящий страх. Боялись попасть в плен: слухи о зверствах фашистов из карательных отрядов, одетых в черную униформу с черепами и костями, вызывали ужас. По сути, с эвакуацией завода жизнь в поселке замерла. Ребята 1921 года рождения все были отправлены на фронт, поскольку к началу войны служили в армии. К осени 1941 года мобилизовали молодых 1922–1923 гг. Мужчин до 55 лет кого забрали на фронт, кого – в трудовую армию. Подростков начиная с 14 лет также привлекали к обязательным работам: копать окопы, валить лес, возить дрова.

На заводе одним дали справки об эвакуации, другим – расчет. Кто жил в близлежащих деревнях и работал на заводе, не хотел эвакуироваться, убегал к родственникам в дальние деревни. Если попадались в руки НКВД – их участь была предрешена: 5 лет лагерей. Другим просто некуда было податься. Многие бараки опустели, электричество отключили. Было холодно и темно. Практически все жители поселка страдали от недоедания.

Под особую охрану взяты стратегические объекты: дамбы, ГЭС, плотина. Из местных жителей Большой Волги, в основном женщин, были сформированы команды стрелков. По воспоминаниям В. Н. Кощеевой, ее тетя Н. А. Кочеткова в одну из ночей дежурила на ГЭС. Вдруг она услышала цокот копыт, и из темноты показались всадники. Один из них спрыгнул с лошади. Высокий, красивый, в белом полушубке. Он подошел к Нине Андреевне и спросил, где найти начальника. Получив информацию, отдал ей поводья коня. Через непродолжительное время всадник вышел из здания ГЭС. Подошел, поблагодарил за службу, пожал руку и ускакал в сторону дамбы. Появившийся начальник объяснил, что это был генерал Рокоссовский, командующий фронтом. Он привез приказ взорвать Иваньковскую ГЭС, как только на дамбу ступит сапог немецкого солдата…

В ту ночь стрелка Нину Кочеткову раньше отправили домой. Большая Волга замерла в ожидании взрыва. Но его, к великой радости, не последовало. Советские войска удержали агрессивные атаки врага и не дали им выйти к Иваньковскому водохранилищу. Прорвать фронт на этом участке немцам не удалось. Необходимо отметить, что был сорван коварный план немцев в декабре 1941 года, который предусматривал проход танковыми колоннами по льду водохранилища в тыл советским войскам. Работникам Иваньковской ГЭС удалось в 40-градустный мороз поднять водяные ворота плотины и спустить воду в Волгу. Ледяной панцирь Московского моря лопнул, пошел трещинами и перестал служить дорогой для вражеских танков.

Завод канул в небытие. Правда, вскоре его опустевшие корпуса заняли сибирячки, которых временно поселили здесь для обороны дамбы и Иваньковского водохранилища. По мнению некоторых старожилов, их было около 5 тысяч человек. Потом их отселили в бараки, и после зимы они уехали.

В ноябре ближе к ночи в поселок Северный (располагался рядом с ОГЭМ по дороге к морю) приехали два батальона военных понтонеров. Цель их прибытия, очевидно, – наведение моста через Волгу в случае отступления войск. Прибывших, которых окружала завеса какой-то секретности, стали расселять по баракам. Валентина Николаевна Ряшенцева жила с мамой и теткой в маленькой комнате. Вошли, топилась плита, было тепло. Старший распорядился: «Восемь человек останутся здесь!» Продрогшие, мокрые военные повалились на пол от усталости. Сварили гречку. Поели, обсохли, а наутро стали приводить в порядок заброшенные бараки, ладить печи, вставлять выбитые стекла. К вечеру всё было как в казарме. Военные стали ходить в увольнение в Иваньково, но чаще посиделки проходили в Северном. Приносили патефон. Танцевали, играли в карты. За два месяца все очень сдружились. Отмечают, что ребята были воспитанные, ладные. Запомнился Жак Шеркевич, Леонид Ярмоло, а вот фамилии Юры и Саши забылись. Чтобы хоть как-то выжить, военным чинили белье, шили рукавицы, перешивали вещи. За это понтонеры приносили нитки, мыло, концентраты. В конце декабря батальоны получили приказ о перебазировании. Рано утром девушки, женщины вышли провожать бойцов первого батальона. Второй отправился на следующий день. Вышли из бараков и ахнули: вся улица Жданова с начала и до конца была уставлена тяжелыми грузовыми машинами. Они были зачехлены. Далее колонна занимала улицу Октябрьскую, до фабрики-кухни, а потом заворачивала на Жуковского. «И где они их только прятали?» – недоумевали иваньковцы. В феврале 1942 года пришло несколько строчек от Жака. А в 1947 году получили письмо от Леонида. Слава богу, остался жив. Единственный почтальон на весь поселок тетя Шура носила письмо две недели – на нем не было адреса. Но уж такая была почтальонша – всех выспросит, несколько раз придет, но вручит заветное письмо в руки адресата.

Для охраны объектов гидросооружений и авиационного завода № 30 были предприятия все меры. Со стороны моря ГЭС и дамба были укреплены противоторпедной сетью. Для охраны этих объектов срочно были переброшены сибиряки. Битву с фашистами на этом направлении вела 30-я армия генерала В. А. Хоменко. В результате боев 14–18 октября советскими войсками было приостановлено дальнейшее наступление врага на Калиниском участке фронта. Но с ноября вновь разгорелись ожесточенные бои от Волжского водохранилища до района Тулы.

В районе нашей местности линия обороны частей 30-й армии проходила от головного сооружения канала до деревни Карманово, где позиции удерживала 21-я танковая бригада (до сих пор по правому берегу канала от Карманова до Темпов и далее можно увидеть оплывшие от времени окопы военного времени).

Гитлеровцы активно бомбили прифронтовую полосу. Для отражения налетов в районе поселков Иваньково и Большая Волга были расставлены зенитные батареи, сооружены оборонительные доты и дзоты (последние можно застать до сих пор, например, в районе паромной переправы). Очевидцы помнят, что прорвавшимся самолетам удалось сбросить несколько бомб в водохранилище, на поселок и прибрежную лесную полосу. В частности, бомбой была повреждена пристань «Большая Волга». Несколько бомб упали на территорию завода. Одна из них повредила главный корпус. Неразорвавшаяся с войны бомба была обнаружена несколько лет назад в канаве в первом секторе садоводческого товарищества «Восход».

Зенитчики (а это был женский батальон) стояли на дамбе Иваньковского водохранилища, доты находились в начале и в конце плотины, около тоннеля, пристани, по берегу канала имени Москвы. В районе озера на Большой Волге, рядом с маяком, были выкопаны блиндажи и землянки. Они просуществовали практически до 1960-х годов, пока не обвалились и не заросли.

22 января 1942 года было завершено освобождение Московской области от немецких захватчиков.

…В марте 1942 года по поселку были развешаны объявления: для восстановления завода прийти на улицу Жданова, д. 34. Пришли в основном девочки-подростки и женщины. Их разбили на три бригады по 25 человек, которые начали очищать заводские помещения от мусора и хлама. Была восстановлена котельная, организовано водоснабжение. Нежные девичьи руки выполняли всю мужскую работу: варили трубы, нарезали резьбу, гнули прутья железной арматуры. В котельной приходилось часами работать лопатой и подбрасывать уголь в печь.

В мае в поселок приехали таганрогские специалисты по гидросамолетам, стали постепенно налаживать производство. Директором был назначен Игорь Вячеславович Четвериков.

Заработал завод – стал жить поселок. Бывшие рабочие возвращались к станкам из близлежащих деревень. Зарплату получали карточками. Месячные нормы были следующими: 600 граммов хлеба на работающего, 400 граммов на иждивенца и ребенка. На месяц давали 1200 граммов крупы, 1200 граммов мясных продуктов. Последние старались не брать, заменяли их на кильку или обезжиренный творог, которого давали в три раза больше. Кроме того, работникам предприятия полагалось 600 граммов жиров на карточку и полтора стакана соли в месяц. Соли никогда не хватало, она играла роль местной валюты и становилась предметом обмена. Чтобы как-то ее сэкономить, ходили на фабрику-кухню обедать. Дело в том, что в самом начале войны туда завезли много соленых помидоров и варили из них рассольник. Он был пустой – помидоры да вода. Противно было есть, но всё равно брали эту соленую жижу, дома добавляли в нее конский щавель, крапиву, щепотку крупы и варили щи. Откуда-то появилась соя, из которой очень долго для заводчан готовили кашу. Хоть и были голодные, а глотали через силу. Ни соли, ни песка, ни масла в этой каше.

Весной и осенью ходили на колхозные поля. Долгими часами перекапывали землю. Иногда удавалось набрать ведро картошки. Из нее пекли лепешки прямо сверху на железной плите. С весны 1943 года стали давать участки для посадки картофеля, по три сотки. Но семян не было. Выкручивались кто как мог: ходили по деревням, в Кимры на рынок и меняли. Одни догадались использовать трансформаторное масло, которое извлекали из старых трансформаторов. «Гарево масло», как его называли крестьянки. Каждой хотелось хотя бы к Пасхе затеплить в доме лампадку. Икон в каждом доме было много – многие спасли их из разрушенных храмов в округе. За маленький пузырек такого масла давали несколько клубней, а за пол-литра – два ведра картошки. Кто-то после эвакуации завода собирал огрызки химических и цветных карандашей. Из химических кустарным способом изготовляли чернила. Старые использованные папки из-под документов тоже находили свое применение. Лист бумаги с одной стороны был исписан, а с другой – чистый. А как нужны были бумага и чернила в каждом доме: письмо на фронт любимому мужу написать, в школе детям учиться. Вот и пошли догадливые по дальним в нашей местности деревням за Ильинское, в Бородино и Ново-Иваньково обменивать это богатство на картошку. За лист бумаги – 5 картошин, за пузырек с чернилами – 5 картошин. В оборот шла синька, сохранившаяся с довоенных времен. Ржавые гвозди вытаскивали, выпрямляли, связывали пучками по 10 штук. За один пучок давали 5 картошин. Так и на посадку кое-как хватило.

В марте 1943 года в поселке открылись военные курсы младших лейтенантов – их называли «Окружные». Численность курсантов составляла три роты. Окружные располагались в бараках на улице Стахановской. Один барак был отведен под учебный, а в других располагались казармы. Еду готовили прямо на улице в котлах.

Курсы «Выстрел» находились в двухэтажных домах на улице Ленина. «Выстрел» представлял собой своего рода курсы повышения квалификации офицерского состава. Напротив, где магазин «Ткани», был пустырь. Всё это место вплоть до 5-й школы было обнесено плетеным заборчиком. Силами курсантов на пустыре была построена арка, поставлены ряды скамеек, сделана танцверанда. Провели воду, помогли достроить баню. Курсы вообще очень активно включились в жизнь поселка, внесли свежую струю в монотонные тыловые будни. Как уже говорилось, в основном слушателями «иваньковских военных университетов» был командирский состав – на погонах звездочки. Было много слушателей из Москвы, Одессы. Это были добровольцы из вузов – выпускники военных кафедр и уже повоевавшие, отличившиеся герои, кадровые военные. Любопытно отметить, что, по воспоминаниям старожилов-иваньковцев, среди курсантов были воспитанники детских домов, сибиряки. Особенно запомнились югославы – наши союзники. Некоторые из курсантов подвизались на педагогическом поприще – преподавали в подберезской школе и школе № 1. Обедал «Выстрел» на фабрике-кухне.

По большим праздникам организовывались грандиозные концерты. Особенно вспоминаются концерты, посвященные Дню Советской армии. Играл духовой оркестр. На танцверанду проходили только под руку с военным: это был своеобразный пропуск для местных девчат. Девчонки влюблялись без памяти, поэтому в поселке в последующем никого не удивило появление на свет множества ребятишек. А их незаконные отцы получали звания и назначения и уезжали: кто на войну, кто на стройки по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства.

Осенью 1945 года, после окончания войны, курсы «Выстрел» перевели под Владимир, уехали и «Окружные». Некоторые слушатели-курсанты вернулись в поселок по окончании войны и создали здесь семьи…

Война закончилась. Редкая семья не понесла потери. 270 фамилий выбиты на мемориальной плите в сквере у завода. Это жители поселка Иваньково и работники предприятия, не пришедшие с войны.