Случай, о котором расскажу, произошел на Волге в октябре 1942 года. К этому времени мне не раз пришлось уже видеть, как умирают под пулями, под бомбами… Что такое был Сталинград лета–осени 1942-го, когда, начиная с августа, планомерно и методично, каждый день город подвергался массированным налетам «юнкерсов», в сентябре на его подступах шли уже бои, а в отдельных районах — уличные бои за каждый дом, каждую пядь – это может представить себе лишь тот, кто сражался там в это время.
Наша летная часть, так же, как и другие авиаподразделения 8-й воздушной армии, в начале сентября из стратегических соображений передислоцировалась на левый берег: военные аэродромы не должны были находиться в непосредственной близости к передовой. Авиаполки и эскадрильи вылетели, естественно, по курсу, а наш батальон аэродромного обслуживания – технические мастерские, обслуга, шоферы со своими машинами – переправился через Волгу на понтонах ночью под шахматным минометным огнем. Сказать, что это было страшно, значит, ничего не сказать…
И все же не этот ночной смертоносный фейерверк, когда сталкивались в воду вспыхнувшие бензовозы, тонули люди, стонали раненые, стоит сейчас у меня перед глазами. И не то, как ближе к рассвету двинулись мы на машинах своим ходом сквозь отягощенные плодами яблоневые сады Ахтубы, обгоняя бредущих по обочинам запыленных и усталых, растерянных женщин, детей, стариков, подростков, толкавших перед собой велосипеды, детские коляски, тележки с житейским скарбом. Это жители покидали находившийся на последней грани опасности город, и сердце разрывалось от горя, видя это…
Да, все это я видела, но промелькнуло тогда передо мной все это, как сейчас — кадры документальной хроники, некогда было задерживать внимание, время не ждало – надо было как можно скорее добраться до места, чтобы летчики могли продолжать боевые вылеты.
В тот же день личный состав нашего полка был расселен по глинобитным домишкам небольшого поселка (километров 200 от Волги), закамуфлированная летная и наземная матчасть укрыта. И в ту же ночь начались вылеты в сторону Волги, над которой шли уже беспрерывные воздушные бои. Далеко не все из тех, кого мы, «наземники», снаряжали, возвращались обратно…
Здесь надо сказать, что первую половину своей фронтовой жизни — до ранения, я провоевала на спецмашине «бензозаправщик»: заправка самолетов горючим перед вылетом. Но поскольку нас, девушек, учили на шоферов в запасном полку скоростным методом – буквально полтора месяца, технические наши навыки были отнюдь не твердые: «Шоферы, пока колеса крутятся», — смеялись над нами в автороте. И некоторых девчат вскоре перекинули на другие работы: в штаб, хозвзвод, полевую почту. Меня же «придали» в качестве стажера к опытному и, как тогда казалось, пожилому (около 30-ти!) шоферу с Украины Семену Бабяку. Вот с ним-то мы ежедневно и еженощно заправляли боевые машины — то вместе, то поодиночке, то на основном летном поле, то на «пятачках» — отдаленных аэродромах на 5-6 боевых машин. Так прошли сентябрь и большая часть октября. Затем из штаба фронта был дан приказ: всем без исключения левобережным частям направить в Сталинград все автобензоемкости для эвакуации горючего. Реальная угроза захвата города врагом, чуть ли не ежечасная вероятность, что тысячегекталитровые склады горючего взлетят на воздух с устрашающей силы взрывом, продиктовали такой приказ.
И вот по всем дорогам десятки автоколонн — сотни емкостей на колесах – двинулись к Волге. В том числе и мы с Бабяком на своем «БЗ». В пути не раз попадали под бомбежку, были обстреляны пулеметами с воздуха. Впереди и сзади колонны выходили из строя машины – успевай только объезжать воронки, обломки… Мы доехали. Семен был, действительно, очень опытный шофер, но на редкость молчаливый человек: казалось, ничто не выведет его из равновесия!
И вот переправа… Собственно, их было пять или шесть с разрывом в 400-500 метров между ними. А по берегу – тысячи рассредоточенных машин, кое-как замаскированных под теряющими листву деревьями! И вдвое больше людей ждут очереди, чтобы загнать машину на переправу: многочасовое ожидание на пороховой, можно сказать, бочке потому, что по берегу то и дело проносится привычная уже команда: «Воздух!». А куда, в какое укрытие побежишь, если на километр в округе одно и то же: машины… Так что к команде этой, в конце концов, стали относиться только как к констатирующей, тем более что было ясно: основной объект внимания бомбардировщиков — переправа, въезжать на нее рано или поздно подойдет наша очередь, и тогда уж… будь что будет!
А над городом – на том берегу – сплошное марево пожара, розовато-черные тучи пыли, беспрерывный грохот… Над каждой из переправ (наше внимание приковано, понятно, к той, на которой предстоит…), буквально над каждой роятся самолеты. Если б не знать, что это сошлись в бою две смертельно враждующие стороны, не видеть алеющих звезд на крыльях наших истребителей, закрещенных свастикой «юнкерсов». Если бы не фонтаны воды от сброшенных в воду бомб, не прямые попадания то вправо, то влево от нас… Если б не это, можно подумать, что летчики ведут в воздухе какую-то захватывающе азартную игру, взмывая машины ввысь, падая коршуном, заходя друг другу в хвост, догоняя, кружась… Глаз не оторвать, а душа мрет от страха за наших!
И до этого часа (я уже говорила) не все экипажи возвращались после боя на нашу базу, но этот бой происходил где-то там, а вот когда на твоих глазах стремительной траекторией падает в воду самолет: глухой взрыв со дна и сноп воды вверх!.. Я и сейчас иногда думаю, каков он был, тот парень, сбитый при нас над Волгой?
Когда это произошло, наша очередь заезжать на переправу приблизилась. И тут мой Семен Бабяк молча вынимает из кармана гимнастерки фотографию женщины с двумя девчушками, как сейчас вижу – в коричневых тонах, резким движением подносит к губам, затем неуклюже как-то проводит рукавом по глазам, говорит: «Пора!» и нажимает на стартер. Опять повезло: мы переправились на правый берег. По городу, если это еще можно было считать городом – ни одного целого дома, лишь закопченные полуразрушенные коробки и груды кирпичей, – по заваленным руинами улицам мчались с распахнутыми настежь обеими дверками кабины. Семен правой рукой рулил, а левой ногой стоял на подножке во весь рост, глядя в небо. То же приказал и мне: на случай, чтобы успеть выскочить, когда сверху засвистит бомба.
С риском простояли еще четыре часа в хвосте машин у огромных бензоемкостей на складе. Но наши славные «ястребки» не пропустили ни одного «ганкерса» в этот район! К ночи мы вернулись в часть.
Источник: «Помни войну: воспоминания фронтовиков Зауралья». – Курган: Парус – М., 2001.
